roar22 | За Фанни Каплан замолвим словечко (Reply)

Трагическая страница в истории: 22 числа месяца элуль 5678 года (30 августа 1918 по-вашему) у завода немца Михельсона в Москве была схвачена Фаня Каплан.

Моя бабушка говорит мне: Эдик, вот ты фигню в своем жж гонишь, а ведь сегодня годовщина нашей Фанечки.

Ой, точно! Посмотрел в русском календаре: надо написать. Дело в том, что моя бабушка – урожденная Ройтблат. Ее прадедушка был отцом не только ее бабушки, но и тетки Доры, которая потом переписалась в Фаину Каплан, посмотрите в Википедии, и стала социалисткой. Бабушка трепетно чтит память своей двоюродной, безвинно убиенной кремлевскими бандитами тетки и на каждую годовщину протирает влажной тряпкой ее портрет.

Такова причина моего поста. Потому что чувствую, никто кроме меня добрым словом нашу семейную героиню не помянет.

Стоял пригожий вечер. Фаня шла по улице с портфелем, из которого торчал зонтик, и ела мороженое, в Москве всегда едят мороженое, а в портфеле лежали труды Бакунина, ее любимого автора. В это время раздались крики и выстрелы. Как выяснило следствие Реввоентрибунала, агрессивная толпа русских напала на товарища Ленина, узурпатора власти в России, и хотела его разорвать на части, чтобы не то что в мавзолей, но и в канаву нечего было поло́жить.

А что вы хотите! Людей согнали на митинг, вот они и договорились дать отпор большевикам. Но это же русские, сами понимаете, у них снова ничего не вышло. Товарища Ленина защитил некто Батулин, латышский стрелок, записанный как помощник военного комиссара 5‑й Московской пехотной дивизии имени Карацупы, а на самом деле рядовой алкоголик.

Батулин тоже шел по улице, но не в библиотеку, как Фанни, а с целью проветрить мозги после вчерашнего, и не знал, чему посвятить остаток дня. Вдруг видит, навстречу развязной нестроевой походкой идет еврейка с мороженым. Он учтиво спрашивает, почему гражданка, мать твою, не на митинге с товарищем Лениным. Каплан с вызовом и без уважения к силовым структурам, на поясе которых висит браунинг, в свою очередь говорит: не твое собачье дело, а потом ехидно интересуется, а почему ты не там, и хочет пройти мимо, но Батулин видит, что гражданка хамит, поэтому задает законный пролетарский вопрос, зачем ей зонтик, если дождей три дня как не видать. На что Каплан, продолжая облизывать крем-брюле, нагло отвечает: чтобы таких мухоморов тушить, как ты. И натурально замахнулась зонтом. Но Батулин увернулся. Навыки Гражданской войны не пропьешь.

И тут со двора фабрики повалил на улицу ошалелый народ. Батулин бросает Каплан с зонтиком, хочет проявить геройство, тем более что оно само напрашивается – в пыли и своей моче валяется товарищ Ленин, поджавший ноги, чтоб на них не наступили. Батулин прихватывает тулово товарища Ленина и из-под него, как с баррикады, начинает палить в международную контрреволюцию, которая под видом рабочих разбегается от греха подальше. В таком виде его, этого самого Батулина, запечатлел художник Коваленко Виктор Карпович в картине "Покушение на Ленина".

Если б не полотно, никто бы о Батулине не узнал, на основании чего ему потом всучили орден за спасение товарища Ленина, а полотно прикрепили как доказательство. И вдруг Батулин вспомнил, что можно отхватить два ордена – недалеко на улице его ждет Каплан с зонтом. Уж теперь-то он может ответить ей за ехидство и как закричал: хватайте убийцу, хватайте убийцу!

А вокруг уже никого, только он, тело товарища Ленина и подоспевшие на выстрелы бойцы 5‑й Московской пехотной дивизии имени Карацупы, они шли строем в баню, а затем за пивом. Короче, товарищу Ленину опять дико повезло.

В общем, побежали, схватили нашу Фаню, та ничего не понимает, начинает отбиваться, двух укусила – одного в сонную артерию, он уснул на месте, трех проколола насквозь зонтиком, остальных обдала остатками брюле – и надо бы бежать, да только Фаня с детства не такая, кричит: ну кто еще хочет отведать тела озверевшей эсерки?

Услышав про озверевшую эсерку, бойцы поползли от нее подальше, потому что в историческом плане еще не знали, чья возьмет – большевики или озверевшие эсеры, но Батулин, вот сука, нацелил на Фаню пистолет и стал стрелять, смотрите на картине. Не попал, а тут тело товарища Ленина очнулось под рукой и говорит ему шепотом: не стреляй, будем судить народным судом, в бочке с керосином. Батулин говорит ему: керосина в стране нет, товарищ Ленин, а товарищ Ленин ему: для пролетарского суда найдем – и отключился. Так потом и прожил в отключке до реальной смерти, происшедшей от микстуры против сифилиса, которую ему прописал Сталин.

Это еще не конец. В это время по Серпуховке ехал в авто лорд сэр Жорж Кирзон. Вы думаете, я сочиняю? Черта лысого! У нас все записано, а если русские историки свои национальные анналы переврали, я не виноват. Прослышав, что Ленин надумал устроить Красный террор, лорд Кирзон приехал его отговаривать. За ним увязался его дружок, писатель Уэльс, который как раз работал над сценарием "Войны миров", но не знал, на ком остановиться – на марсианах или на русских, вот и приехал посмотреть своими глазами. Понимаю, что нас там Фаина Каплан ждет, но не могу не отметить, что в конце концов Уэльс остановился на русских, однако так вышло, что потом русских у него занял Оруэлл, знакомый по Итонскому колледжу. Тот писал свой "Скотный двор" и марсиане его как-то не вдохновляли, вот он и заменил их на русских, любезно подаренных ему Уэльсом. Так что, если вы думаете, что скотный двор это про марсиан, а не про русских, вы ошибаетесь.

На чем мы остановились? Ах да, ехал в авто Кирзон с Уэльсом. Уэльс вертел головой, чтобы перенести увиденное в свой роман "Марс во мгле", видит – Каплан отбивается от 5‑й Московской пехотной дивизии имени Карацупы. Она уже орудовали книгой Бакунина, потому что мороженое кончилось. Говорит Уэльс Кирзону: Жорж, давай спасем эту отважную девушку, она напоминает мне мою бабушку. А сэр Кирзон уходит в отказ: нельзя! не забывай, Герберт, нас сюда послали наблюдать, а не менять тут ход истории! ни во что не вмешиваемся! Так и уехали, вшивые прогрессоры, бросив на произвол судьбы двоюродную тетку моей бабушки.

Итак, Фаина орудовала последним своим оружием – книгой Бакунина. Книга была тяжелой, в толстом переплете, на котором торчала оттиснутая барельефом голова автора, так что лоб Бакунина выпирал сантима на два наружу и этим лбом оказалось удобно крошить русские репки. Но все рано или поздно кончается – и книга, и запал борьбы с тиранами.

Посмотрела Фаина на остатки раздолбанного Бакунина, криво усмехнулась, потому что вождь анархистов однажды сказал: даже если ты кабинетный мыслитель, обязан убить хотя бы одного врага. Но сам не убил! А вот я, простая еврейская революционерка, убила Бакуниным сразу роту врагов, вон лежат. Ты отомщен, товарищ Бакунин! И пошла сдаваться. Но это отдельная глава, потом расскажу.

А в финале ее сожгли в бочке со смолой. Керосина в молодой республике победившего быдла не нашлось.

Пойду показывать бабушке. Должна одобрить.